Дыхание Блейна перехватило так, будто что-то его сковало. Словно он вылил туда полбутылки валокордина, и теперь каждый вдох и выдох были равноценны маленькой смерти, в глазах мутнело и, кажется, даже на пару мгновений они стали недопустимо влажными. Какого чёрта он так расклеился? Нет, нужно было понимать, что другого такого случая не будет, что он не сможет теперь подарить действительно любимому человеку свой самый первый поцелуй и смотреть на него честными глазами, и это его очень угнетало. Хотелось с будущим партнёром быть абсолютно честным во всём, а как он ему признается в том, что на спор он уже с кем-то целовался? Вряд ли кто-то будет выслушивать то, что у него, крепкого и волевого Андерсона, не было сил и возможностей сопротивляться какому-то ещё более сильному и обворожительному блондину с просто ошеломительными губами, не поцеловать которые равноценно греху. Надо было найти возможность, нужно было выскользнуть из его сильных рук, отвернуться или просто запротестовать как можно громче, да просто хотя бы не отвечать... Но что-то парня дёрнуло, он поддался искушению, слишком соблазнительному, слишком привлекательному, слишком близкому, да и просто...слишком. Брюнет вовсе не винил нового знакомого в случившемся, напротив, он взваливал всю вину за свою слабость и покорность на себя, чувствуя себя так мерзко, как никогда ранее. Нет, он никому не изменил, ничего плохого не сделал, и этот поцелуй не повлечёт за собой ничего большего, как, во всяком случае, думал сам Соловей, но в то же ему было почему-то стыдно. Стыдно перед всем миром и перед каждым человеком конкретно. Перед тем неизвестным мальчиком из помойки, которого он вытащил и пытался исцелить, перед девушками из МакКинли, которых убеждал в том, что он гей, но подтвердит это только тогда, когда сможет поцеловать любимого человека, перед родителями, перед братом, перед собой, и само собой - перед самим стриптизёром за то, то он ему поддался так же легко, как все эти слабохарактерные похотливые бабы на танцполе, готовые повиснуть на нём и выложить всю свою месячную зарплату ему в трусы, лишь бы побыть с ним рядом, вместо того, чтобы на эти деньги купить своим детям что-нибудь вкусное.
Он сам себе казался омерзительным, слабым, бескостным и вообще ватным, раз даже толком ноги не держали и в глазах расплывалась вся картина перед собой. Кто-то бы спросил - зачем так переживать из-за какого-то поцелуя? Да и в конце концов, радоваться надо, не каждый день у тебя ворует первый поцелуй столь сексапильный и горячий парень, которому любой или любая в здравом и не здравом уме кинулись бы на шею или в объятия, удавили бы за то, чтобы первый поцелуй был именно с этим красавцем с волосами, подобными колосьям пшеницы или лучам солнца, в которые так и хотелось запустить пятерню и притянуть за повторным поцелуем, хочется добавки, было мало, губы горели от желания повторить. Но в том то и дело, что Блейн никогда не был таким, как все, никогда не был тем "любым", который готов отдаться опрометчиво и безропотно, всё равно с кем, лишь бы получить свою дозу удовольствия, свой кусочек "белого шоколада". И, само собой, куда страшнее было бы, если бы Сэм думал, что его новый знакомый именно такой - ничем не отличающийся от серой массы идиотов, которым только дай залезть в трусы этому слишком притягательному объекту, который сносит крышу тем, о ком даже не подозревает скорее всего. Да и самое страшное - даже если они продолжат с ним общаться, без сомнений, Андерсон не сможет, да и не станет скрывать и врать по поводу своей ориентации, и что после этого подумает о нём Эванс? Уж точно ничего хорошего, он будет плеваться и с каким-нибудь отвращением вспоминать о случившемся. Конечно, можно было всё свалить на алкоголь и надеяться на то, что приятель просто забудет об этом споре, но в то же время сам брюнет-то забыть не сможет. И, если честно, не смотря на все обстоятельства этого глупого поцелуя, от чего-то студенту Далтона совсем не хотелось, чтобы Сэм о нём забывал. Напротив, хотелось бы, чтобы и он вспоминал об этой пусть о случайности, но всё же весьма приятной, пылкой, чувственной. О которой вспоминать приятно, а рассказать кому-то - стыдно. Это ведь так круто - иметь со своим другом какой-то особенный секрет? Может это и могло стать их совместным секретом, хотя, конечно, это полнейший дурдом - основывать дружбу на первом поцелуе, который был совершён на спор. На самом деле, Блейну казалось, что он уже потихоньку сходит с ума, потому как никак иначе не мог назвать своё совершенно дурное настроение сейчас после произошедшего.
И в самом деле, зачем он поднялся, зачем решил смотреть на то, как все собираются вокруг сцены, с замиранием сердца ожидая своих самых любимых самцов во главе с молоденьким обольстителем? Зачем он издевался над собой ещё больше? Андерсон и сам не знал, но посчитал каким-то нечестным, если он не пронаблюдает за тем, как выступает его новый знакомый. Конечно, он и раньше краем глаза за ним подглядывал, но не так сосредоточенно, во первых для того, чтобы не дразнить себя подобными картинами, которые ему, как казалось, ещё не то чтобы рановато видеть, но не стоит на это смотреть, если не хочешь потом судорожно успокаивать себя в туалете, опасаясь, что за стойку заберётся кто-нибудь, пока тебя там нет. Это ведь было сильнее, чем смотреть какой-нибудь журнальчик или фотографии в интернете, да даже круче откровенной порнографии, потому что, вот он, рядом, живой, ты даже можешь дотронуться до него и мысленно повертеть его на языке, как кусочек того самого тающего шоколада. А теперь, когда парень знал ещё и имя этого слишком сексуального стриптизёра, это и вовсе сводило с ума. Теперь он понимал, что попытка успокоиться в туалете сопровождалась бы тихими стонами имени нового знакомого, а любые дружелюбные объятия воспринимались бы куда горячее, чем это планировалось изначально. И какой чёрт его дёрнул познакомиться с ним и усложнить себе жизнь в десять раз? Он же ему теперь спокойно в глаза смотреть не сможет и сгорит от стыда.
Но вместо этого брюнет просто упивался картиной на сцене, до хруста сжимая пальцами край барной стойки, чтобы не сорваться в эту глупую толпу зевак. - Сэм так хорош, и так тоже хорош, и так, ах! Чёрт! - мотнув головой, Блейн силой себя заставил не поливать макушку холодной водой, потому что боялся простудиться, здесь хорошая вентиляция над баром, чтобы не задохнуться алкогольными парами, да и на сцене было так горячо, что если бы не кондиционеры на каждом втором метре - тут можно было бы заживо свариться. Пытаясь взять себя в руки и снова сделав пару глотков воды, парень отвернулся, заставив себя это сделать титаническими усилиями воли. Рабочие брюки стали явно слишком тесными и, пожалуй, Андерсон и правда позорно сбежал бы сейчас, чтобы разрядиться и не мучиться из-за этого обстоятельства весь вечер, если бы не начался шум и грохот полиции. Не сказать, что от этого возбуждение, как рукой сняло, но всё же его охладило получше любого ледяного душа. Что, почему, зачем, какого чёрта они здесь? Кто-то сдал их двоих, что тут работают школьники? Нет-нет-нет, Андерсон не мог позволить создаться ещё большим проблемам для отца, который и так его видеть уже не хотел. Прятаться бесполезно, наоборот нужно было выглядеть как можно более невозмутимым и невиновным, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, вдруг, возможно и не заметят его совсем. Но вот когда те скрутили его приятеля - Блейн уже не мог молчать. Он знал, что блондин уж точно ни в чём не был виноват, да и просто допускать такое обращение с ним он не собирался, не мог закрыть глаза и бороться только за свою шкуру. - Оставьте его в покое! Не трогайте, он вообще ничего не натворил! - наивно вопил брюнет, хватая полицейских за руки и пытаясь оттащить их от парня, но тем самым лишь вызывал ещё больше гнева на свою собственную бедовую голову и, кажется, и другу тоже досталось. Он, само собой, даже не подозревал, может ли на самом деле Сэм быть в чём-то виноват, они ведь знакомы всего лишь меньше часа, но почему-то Соловей был на сто процентов уверен, что этот солнечный парень при всём желании не мог совершить никакого преступления.
Но когда скрутили руки уже самому Андерсону, он зашипел и сам стал вырываться. - Какого чёрта Вы меня то хватаете, я тут вообще новичок! - зарычал он, но тут уже начали обследовать его карманы, а фактически они были только на заднице, юноша закусил губу, озлобленно обернувшись. И в тот момент, когда ему буквально в щёку ткнули пакетиком с каким-то белым сыпучим веществом, карие глаза округлились больше, чем когда-либо! - Это не моё! Я из всех порошков только стиральный дома видел! Ко мне какая-то женщина лезла, наверное это она подложила! - Заняться больше несчастным девушкам нечем, кроме как подкладывать кокаин. Совсем стыд потерял и достоинство - готов уже на баб всю вину свалить, - это было действительно обидно, но как-то защищаться и сопротивляться уже было бесполезно - его поволокли в машину и закинули прямо к Сэму. Хорошо, что хоть наручники не надели.
- Сомневаюсь. У тебя ведь тоже достали какую-то хрень из одежды? Кажется кто-то из этих озверевших бабенций подкинул нам эту гадость, потому что мы им не "дали", - закатив глаза, Блейн воровато оглядывался и взъерошил собственные волосы, чувствуя, как разгорается злостью. Но заметив то, как друг воет от боли, перехватил его ладони в свои и сосредоточенно посмотрел ему в глаза. - Хей, чувак, расслабься, - сконцентрировавшись на том, чтобы сделать ему полегче, Андерсон продолжительно глубоко вдохнул и выдохнул, в буквальном смысле будто вдыхая в тело Эванса свою энергию, ослабляя боль и неприятные ощущения в руках, и даже предавая ему немного сил и уверенности в себе, скорее просто делясь своими собственными. - Так лучше? - оторвавшись наконец и невольно завалившись ему на плечо, судорожно дыша, Соловей медленно отстранился, держась за сидение, чтобы не рухнуть снова - это было бы слишком позорно.
- Я сын Андерсона, того самого, вы ещё пожалеете, что взяли меня по ложным обвинениям! - зарычал Андерсон, когда их повезли напрямик в участок, а там, без разбора, довольно быстро оттащили в камеру на двоих, с холодными и жёсткими подвесными пластами металла, на которых была накинута какая-то тряпка. Это даже койкой язык не повернётся назвать. - Дайте мне позвонить и я вызову отца, Вы поймёте, что мы оба не причём! - врезав кулаком по металлической решётке, парень сам взвыл, да и плюс ко всему перед его носом стукнули резиновой дубинкой, тем самым устрашая. - Будет тебе звонок, посиди спокойно, - шарахнувшись назад, брюнет сел рядом с товарищем по несчастью и стал болезненно тереть руки о свои колени, так как сам не мог вылечить свою боль. Правда подумав, что раз уж ему тут холодно - полуголому Сэму ещё холоднее, и не долго думая, стянул с себя хотя бы жилетку, что прогрелась его собственным теплом за всё это время, и накинул её на плечи приятелю, оставаясь в одной белой майке. - Я постараюсь нас вытащить из этого, вот же чёрт...
.